Аромат колдовской свечи - Страница 67

– Дочка, жива хоть или таки уморил он тебя?

Ника по-прежнему не могла вымолвить ни слова, лишь во все глаза смотрела на старушку, в выцветших глазах которой гнев на старика-тень сменился искренним беспокойством.

– Меня Акулиной зовут… Дочка, дочка, слышишь али как? – настойчиво вопрошала бабка, нависая над Никой. – Глупости удумала. Глупости!

Старушка торопливо протянула к девушке сухую ладошку и ласково коснулась ее груди – там, где должно было биться сердце. Ладонь у нее оказалась на удивление теплой, мягкой и ласковой, будто материнская.

– Думай о том, ради чего жила. Что тебе силы давало. Ради чего дышала. Что сердце заставляло биться. Что кровь горячую заставляло бежать, – приговаривала Акулина, не убирая ладонь с груди Ники. – Думай об этом, детонька. О том, что согревало…

«Андрей?..» – мелькнула привычная мысль. И душу вновь сковало холодом от тоски и безысходности.

Старушка нахмурила брови и покачала головой:

– Холодно, детка. Холодом веет. Не любовь это. А сердце у тебя горячее и беспокойное – чувствую. Любовь в нем поселилась. Думай о ней. Она тебя спасет.

– Егор, – выдохнула вдруг Ника. – Егор. – Ледяной панцирь, сковывающий ее тело, принялся таять.

– Вот и славно, – улыбнулась бабка. – Пусть любовь тебе сил даст…

Она поднялась с колен и, развернувшись к свече, гневно погрозила пальцем в ее сторону:

– Сидеть тебе взаперти, ироду, вечно!

И исчезла так же внезапно, как и появилась.

XV

Ника медленно, нехотя, разлепила тяжелые веки. В глаза ей ударил неожиданно яркий свет, девушка недовольно наморщила нос и зажмурилась. И в ту же секунду услышала рядом с собой обрадованно-встревоженный голос:

– Пришла в себя!

– Кто здесь? – вымолвила она. Голос, с трудом вырвавшийся из сухого и шершавого, будто обработанного наждачной бумагой горла, оказался сиплым, словно простуженным.

– Егор.

Его теплая ладонь накрыла ее кисть и легонько пожала пальцы.

– Пришла в себя? Очень хорошо! Сейчас позову доктора, – раздался незнакомый женский голос.

Ника вновь предприняла попытку открыть глаза, но, как и в первый раз, зажмурилась от света.

– Выключите свет! Глаза режет, – попросила она.

Егор встал, сделал несколько шагов, щелкнул выключателем и вернулся обратно.

– Так лучше? – Забота в его голосе была искренней. Как и тревога.

– Да, спасибо. – Ей удалось наконец-то открыть глаза. Взгляд уперся в выкрашенную в зеленый цвет стену с осенним пейзажем, затем скользнул по кожаному дивану, стоявшему прямо под картиной, задержался немного на приспущенных жалюзи на большом, в половину стены, окне, с интересом обвел пустое кресло, столик, на котором стояли корзина с фруктами и ваза с цветами, деревянную спинку кровати, прозрачную трубочку капельницы, тянущуюся к ее бледной и худой руке. И, наконец, остановился на Егоре, сидящем возле кровати.

– Я в больнице?

– Да. В клинике. Я тебя привез сюда вчера утром.

– А сейчас который час?

– Половина восьмого вечера.

– Так я, получается, проспала полтора дня…

– Половину этого времени ты провела без сознания в реанимации. Потом пришла в себя, что-то принялась рассказывать и на полуслове благополучно уснула.

– Не помню, чтобы я приходила в себя…

– Ты несла какой-то бред про тени.

– Тени…

– Да, тени, – вдруг почему-то рассердился Егор. – Куда тебя, глупая, понесло?

– Я просто хотела узнать… – принялась слабо оправдываться Ника, но Егор сердито перебил ее:

– Узнать! Любопытство тебя чуть не убило!

Как смешно он сердился. Ника с нежностью смотрела на складку между его бровей, на возмущенно подрагивающие ресницы, короткие, но густые. А Егор, будто не замечая ее взгляда, продолжал бушевать:

– Я чуть с ума не сошел, когда понял, что ты пропала! На уши пол-Москвы поставил. Уж не думал, что живой тебя увижу, особенно после того, что узнал…

– И что ты узнал? – оживилась Ника. И даже сделала попытку приподняться на локте.

– Лежи! – рявкнул Егор. – Не то попрошу медсестру привязать тебя ремнями к кровати. Надо было это раньше сделать, еще до того, как ты влипла в историю.

– Егор, я тоже кое-что узнала, – нерешительно, с виноватой улыбкой начала Ника. – Вернее, не столько узнала, сколько догадалась.

– Свои догадки выскажешь после.

Он все еще продолжал сердиться. Или делал вид, что сердится, потому что складка возле бровей разгладилась, а в глазах беспокойство сменилось облегчением.

– И чего тебя на стройку понесло?

– На стройку? – удивилась девушка.

– Тебя там нашли. В строительном вагончике, лежащую на полу. И почти бездыханную. А могли бы и не найти. Повезло, что тебя запомнила официантка в кафе, в котором ты свиданничала…

– Я не свиданничала! – возмутилась Ника и сердито блеснула глазами. Егор пропустил ее протест мимо ушей.

– И еще тебя видел ночной охранник из круглосуточного магазина. На твое счастье, он вышел на крыльцо покурить в тот момент, как тебя куда-то вели. Я и мои люди обыскали все окрестности и нашли тебя на стройке. Еще бы чуть-чуть, и не успели.

– Меня спасла Акулина, – тихо сказала Ника.

– Какая еще Акулина?

– Я не брежу, Егор! Меня действительно спасла бабка Акулина! Так, по крайней мере, она представилась. И еще… мысли о тебе, – добавила она, засмущавшись до алого румянца. – Выслушай меня…

– Позже. В коридоре ожидает, когда ты придешь в себя, один человек. Ему есть что тебе рассказать. Ты как, готова, или разговор лучше отложить до того времени, когда ты более-менее окрепнешь?

Ника собралась ответить, что чувствует себя вполне сносно, но в этот момент дверь приоткрылась, и в палату вошла молодая женщина в белом халате, а следом за ней – высокий седой мужчина в круглых очках на крючковатом носу.